27 мая 2017 года я начал важный для меня, интересный, но специфический проект, который получил название «Психологический анализ биографии и творчества некоторых писателей». 

Как психолог по первому образованию, я убеждён в том, что знакомство (очередное) со знакомыми писателями лучше начинать с их биографии, так как после неё многие нюансы и факты в читаемой книге воспринимаются в ином, персонально-биографическом, свете. Это касается, собственно, любой научной концепции и любого произведения, именно там даются подсказки, ключи к пониманию автора как человека.

Разве возможно оторвать писателя от его биографии? Ведь именно она подталкивает творца к созиданию. В переводе на русский язык, именно жизненные ситуации актуализируют и делают всё, что он делает, важным для него. В своих лекциях, посвящённых биографиями творчеству писателей, я всегда обращаю внимание на то, что когда мы говорим о писателе, то должны иметь в виду три его ипостаси, а не идеальный (а правильнее - идеализированный) образ человека. Именно над таким обожествлением образа писателя и перенесения его в мифологию (что, собственно, делается в школе, где школьников знакомят с важными произведениями гениальных писателей, но часто - принудительно), иронизировал Д.И.Ювачёв (Хармс) в своих литературных анекдотах.

Анализируя историческую персоналию, мы должны обязательно учитывать три ипостаси:
1). Реальный, биографический, человек. И здесь мы всегда сталкиваемся с разночтениями фактов, оценочными суждениями очевидцев, родственников, друзей, коллег.
2). Писатель (профессионал, или человек, проявляющий себя в профессии). Здесь сугубо с профессиональной позиции анализируется наследие автора.
3). Лирический герой в произведениях. Вот только здесь не стоит путать лирического героя и автора.

А где-то между ними и располагается реальный человек, проживший свою жизнь, как писал С.А.Есенин, "заодно с другими на земле"..

С детства знакомый образ, сложившийся со школьной поры – интеллигентный, утончённый, щуплого телосложения, среднего роста, человек в извечном костюме и обязательно - в пенсне. Голос мягкий, негромкий, ироничный. Человек с обострённым чувством юмора, но, что любопытно – лишённый столь привычного «врачебного» циничного юмора. Театрал. Вот первые шаблонные картинки, которые всплывают в памяти при упоминании А.П.Чехова.

Здесь мы сразу оказываемся в плену некоторых стереотипов. Так, для своего времени, рост Антона Павловича вполне высокий – около 185 см. (исходя из анализа его сохранившегося костюма). Чехов был широкоплечим, почти богатырского (в молодости) телосложения. Получается, стереотипное видение тщедушного, среднего роста, утончённого интеллигента нуждается в некотором уточнении. Единственное – ввиду развивающегося туберкулёза, Чехов становился более сутулым.

У Антона Павловича были каштановые волосы. Взгляд – слегка прищуренный (что вполне объясняется спецификой зрения), ироничный.

Ещё один стереотип – голос. На удивление, голос Чехова был довольно сильным – низкий баритон. Внешне он всегда выглядел респектабельно и оказывал особое впечатление на противоположный пол. Очевидный интроверт, не выносящий пошлости, но в то же время, любящий наполнять свой мир людьми и видимостью веселья. Об этом говорят как события в Звенигороде периода 1883 и 1884 гг., так и будущие общения А.П. с гостями в Мелихово.

В Звенигороде в 1883 г. Антон Павлович, ещё будучи студентом последнего курса, вместе с молодыми коллегами прогуливался до Саввино-Сторожевского монастыря, затем пошли навестить коллегу Персидского, который работал в больнице. Вспоминая студенческое братство, молодые люди хором затянул песни «Дубинушку» и «Укажи мне такую обитель»под окнами Звенигородской земской больницы. Итог – составленный полицейский протокол. А вскоре за этот инцидент Персидский лишился места врача.

Заменил его молодой врач С.П.Успенский. Летом на две недели ему было нужно уйти в отпуск, а по правилам того времени, уходящий в отпуск врач обязан был сам найти себе замену. Именно по просьбе Успенского в 1884 году, двадцатичетырёхлетний А.П.Чехов, к тому времени уже окончивший курс медицинского факультета и получивший звание лекаря, заменил его на две недели в Звенигородской больнице. И, вместе со своим братом Михаилом, Антон Павлович в июле 1884 года приехал в Звенигород в качестве заведующего земской больницей. Остановились они в доме С.П.Успенского. В это время Антон Павлович, помимо врачебной практики, набирал материал для новых литературных произведений. А по вечерам, в доме С.П.Успенского, вместе с братом и соседями они весело пили чай с малиновым вареньем и горячительным. Отдых был очевидно, шумным (в Звенигороде и сейчас Чехова вспоминают неоднозначно) ввиду того, что отдыхающие дачники написали бумагу в полицию. Итог – штраф за дебоширство. Тогда Чехов писал: «Живу в Звенигороде и вхожу в свою роль. Гляжу на себя и чувствую, что не жить нам, братцы, вместе! Придется удрать в земские эскулапы...».

Через восемь лет — это безудержное веселье проявится у Антона Павловича уже в имении Мелихово Московской губернии. Усадьба была огромна – много земли, лес. Был и недостаток – деревья были слишком молоды. Антон Павлович говорил, что всего двадцать лет нужно для того, чтобы деревья превратились в потрясающей красоты лес. Фактически, Мелихово- это первый собственный дом Антона Павловича. В Мелихово отчётливо заметны ориентиры Чехова:
- Врачебная стезя (на доме вывешивали флаг для пациентов-крестьян, которые шли к нему лечиться. По воспоминаниям, очередь начиналась с четырёх утра). До покупки Мелихово Чехов писал: «...Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек...».В Мелихове Чехов стал земским врачом, он обслуживал двадцать пять деревень, на его территории не было холеры в период эпидемии. Антон Павлович построил три школы для крестьянских детей, а крестьянам объяснил, что он не барин, а доктор, и будет их лечить.

- Стезя садовника – Чехов с особой любовью занимался посадками кустов сирени, кустарников, трав. В окрестностях Мелихово он выписывает и высаживает тысячи вишневых деревьев, лиственниц, вязов, кленов, сосен, дубов.В этот период они пишет, что, если бы не стал врачом, был бы садовником. Собственно, его труд садовника проявлялся и в отношении к пациентам, и в отношении к редакторской чистке и даже отшлифовке чужих рассказов. Антон Павлович ради интереса собирал из газет литературные произведения и редактировал их. Это была своеобразная гимнастика для мозга.
- Стезя гостеприимного хозяина. По воспоминаниям, Чехов принимал у себя гостей в таком количестве, словно у него был не дом, а гостиница, при этом, гости спали на лавках, диванах, кроватях. Но, что важно, писать Чехов любил не в доме, а во флигеле. Он выбирает усадьбу, а не городской дом, для того, чтобы быть подальше от суеты. Но, и в усадьбе внешне близок, внимателен и полезен для людей, но и там отдаляет себя от них. В этой детали много важного – Антон Павлович внешне любит шум, шутки, экспромты, но вся эта весёлость – наносная. Она – скорее способность тонко видеть и чувствовать людей, а иногда – противиться пошлости. Но в своём гостеприимстве Чехов полностью искренен, также как искренен Чехов-врач.

Но и по отношению к себе Чехов проводит такую же параллель - он отделяет себя как дипломированного врача от себя, как человека. Зададимся вопросом – А.П Чехов – врач с хорошей практикой, человек, который знает и любит медицину. Как, почему он столь невнимательно относится к постепенно прогрессирующей чахотке? Именно врач Чехов пишет: «Несерьёзное заболевание пройдёт само, а серьёзное лечить бесполезно».

Вновь некоторое отделение.

Корни его, судя по всему, были заложены его отцом.Чехов вспоминал о своём детстве: «В детстве у меня не было детства». Действительно, после банкротства, его отец, купец третьей гильдии, Павел Егорович, оставил на сына дом с арестованным имуществом в Таганроге и задачей распродавать имущество, подрабатывать, чтобы содержать семью. А параллельно шли учёба в гимназии, репетиторство, первые литературные опыты. Безусловно, эти условия обучили Антона Павловича мобилизоваться и выкладываться. В тот же, Таганрогский период, в 13 лет, случилась и его большая любовь – театр. Но, что очень важно – юный Чехов усвоил навык отделения себя от большинства, не в ницшеанском стиле, но он всё время старался держать себя в стороне от людей. Он, стремящийся помогать людям, любящий их. Здесь уместно вспомнить понятие «динамического стереотипа» - это закреплённая в головном мозге модель накопления и растраты энергии, которая одинаково проявляется в его динамике мышления, речи, походке, жестикуляции, почерке, моделях поведения. Сформировался динамический стереотип отделения себя, как человека, от шумности, вынужденности, часто и пошлости внешнего мира, здесь и усталость от врачебной реальности.

Так и в личной жизни. Но об этом чуть позже. Пока лишь важно, что Чехов выбирает дистантный брак (либо от будущей жены во флигеле, либо вовсе в другом городе).

Дистанция. Она везде рядом с Чеховым. Но при принятии решения о женитьбе, пересеклись два вектора дистанции – отделения себя от шумной, грубой, пошлой жизни, и второй отделение себя от жизни собственной (мысли о завершении своего существования)..

Вообще, тема смерти периодически проблёскивает в чеховских строках. Начиная от «Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься», и заканчивая строками «счастливого» жениха – «Поживаю я недурно, так себе, чувствую старость. Впрочем, хочу жениться».

Женитьба Антона Павловича напоминает больше «заземление», возвращение из надежд юности к грустной действительности и подготовка к уходу из мира, нежели чем что-то радостное..

В сентябре 1898 года 38-летний Антон Павлович Чехов знакомится на репетиции пьесы "Царь Федор Иоаннович" с 30-летней актрисой Ольгой Леонардовной Книппер. Да, Чехов определённо не был обделён женским вниманием. Но он выбрал вариант дистантного брака. Может быть, потому, что он хорошо понимает специфику женских уловок. О.Л.Книппер полностью принадлежит театру. А.П.Чехов – медицине и литературе. Во многом они самодостаточны, и, пожалуй, эта встреча напоминает соглашение, нежели чем страсть.

Чехов отделяет себя и от личной жизни, когда говорит о жене. «Жена моя остается в Москве одна, и я уезжаю одиноким. Она плачет, я ей не велю бросать театр. Одним словом, катавасия».

Да и Ольга Леонардовна ему отвечает: «Тебе, верно, странно думать, что где-то далеко есть у тебя мифическая жена, правда? Как это смешно. Целую и обнимаю тебя много раз, мой мифический муж».

Вот некоторые эпитеты из бесконечной переписки дистантного брака с О.Л.Книппер. Разделим её на две части: «Радость моя, спасибо тебе за то, что ты такая хорошая. Будь весела и здорова»; «милая моя конопляночка»; «милый мой зяблик»; «единственная женщина»; «актрисуля моя хорошая». И здесь же – часть вторая, шутливая - «кашалот души моей»; «кашалотик мой милый»; «собачка моя заморская»; «лягушечка моя»; «змея»; «собака».

Чехов прощает очевидный адюльтер дистантной жены, не показав своих эмоций. Но ещё недавно, до знакомства с ней, словно предчувствуя или провоцируя подобное, он писал:
«Изменившая жена — это большая холодная котлета, которой не хочется трогать, потому что ее уже держал в руках кто-то другой».

Антон Павлович словно чувствует ту, которая приведёт его постепенно к завершению его жизни. Возможно, он осознавал это, потому и старался отодвинуть эту сомнительную встречу со смертью.. Но сложилось всё именно так.

Ведь именно жена настояла на лечебной поездке умирающего в Германию, в Баденвайлер в 1904 году. Да Антон Павлович и так всё понимал и не противился «будущему лечению» - ведь перед отъездом в Германию он сказал другу – «Подыхать еду»..

Известно, что Алексей Максимович Горький в предсмертных словах Чехова услышал столь свойственную Антону Павловичу лукавинку по отношению к супруге – «ich sterbe» (ихь штербе) – «я умираю» - («ишь, стерва» - потом по созвучию интерпретировал Горький, косвенно обвиняя О.Л.Книппер в способствовании скорой смерти Антона Павловича).

А пока ещё есть время, немного, правда.. Сахалинская экспедиция 1890 года подорвала хрупкое здоровье Антона Павловича. Впрочем, пока климат позволяет, он в Мелихово.

В одном из писемза 28 июля 1893 года к А.С.Суворину, Чехов пишет:
«Вам хочется кутнуть? А мне ужасно хочется. Тянет к морю адски. Пожить в Ялте или Феодосии одну неделю для меня было бы истинным наслаждением. Дома хорошо, но на пароходе, кажется, было бы в 1000 раз лучше. Свободы хочется и денег. Сидеть бы на палубе, трескать вино и беседовать о литературе, а вечером дамы. Не поедете ли Вы в сентябре на юг?

Ваш А. Чехов».

В 1897 году врачи поставили А.П.Чехову окончательный диагноз – чахотка. Требуется обязательное переселение в южный климат. И, после южного курорта Франции в 1897 году, ставится вопрос о Крыме. Чехов пишет в тот год: «В Крыму уютнее и ближе к России».

Чехов не сразу принял Ялту. Он писал:
«...Ялта — это помесь чего-то европейского, напоминающего виды Ниццы, с чем-то мещанско-ярмарочным. Коробкообразные гостиницы, в которых чахнут несчастные чахоточные... эти рожи бездельников-богачей с жаждой грошевых приключений парфюмерный запах вместо запаха кедров и моря, жалкая, грязная пристань, грустные огни вдали на море, болтовня барышень и кавалеров, понаехавших сюда наслаждаться природой, в которой они ничего не понимают, — все это в общем дает унылое впечатление...».

Сочетание красоты природы с самым пошлым мещанством и пустотой..

В письме к Л. Веселитской в 1900 году А.П.Чехов писал: «...Я знаю много чахоточных, которые выздоровели оттого, что жили в Ялте. Этот город, который я знаю уже давно, более 10 лет, оставил во мне немало дурных воспоминании, но я эскулап, я должен быть объективен и судить по справедливости. Ялта лучше Ниццы несравненно чище ее».

Осенью 1898 года А.П.Чехов поселился в Ялте. Дом в Ялте стал его последним домом. Причиной тому стал прежде всего, уникальный и целительный для лечения прогрессирующей чахотки климат Крыма. За год достраивается дом, архитектором которого стал Л.Н.Шаповалов.

Пока дом строился, Антон Павлович занялся любимым делом – деревьями, кустарниками, цветами. Из Мелихово он привёз куст пионов. Он вновь выписывает семена многих растений. Появились и новые для него – лимон, эвкалипт, хурма.

А.И. Куприн, вспоминая общение с Чеховым в тот период, писал, что Чехов: «...часто говорил, глядя на свой сад прищуренными глазами:
— Послушайте, при мне же здесь посажено каждое дерево, и, конечно, мне это дорого, но и не это важно. Ведь здесь же до меня был пустырь и нелепые овраги, все в камнях и в чертополохе. А я вот пришел и сделал из этой дичи культурное, красивое место... Знаете ли, через триста — четыреста лет вся земля обратится в цветущий сад. И жизнь будет тогда необыкновенно легка и удобна...»
Дом в Ялте оказывается очень дорог для постройки, в силу чего Чехов невыгодно продаёт право на издание своих сочинений А.Ф.Марксу. Осенью 1899 года дом в Ялте достроен, и семья Чехова переезжает туда. В 1901-1902 гг. в Гаспре, на даче у Паниной, жил Л.Н.Толстой, и А.П.Чехов часто его навещает там.

А.М.Горький писал о общении Л.Н.Толстого и А.П.Чехова:
«...Чехова он любил и всегда, глядя на него, точно гладил лицо Антона Павловича взглядом своим, почти нежным в эту минуту. Однажды Антон Павлович шел по дорожке парка..., а Толстой, еще больной в ту пору, сидя в кресле на террасе, весь как-то потянулся вслед..., говоря вполголоса:
— Ах, какой милый, прекрасный человек: скромный, тихий, точно барышня! И ходит, как барышня. Просто — чудесный!»
Правда, А.П.Чехову очень не хватает общения с близкими людьми, не хватает Мелихова, которое пришлось продать в 1899 году, не хватает привычного климата. Сказываются и личная жизнь. Поэтому он несколько раз предпринимает поездки в Москву, к Ольге Леонардовне, к друзьям.

Эти поездки были нужными для душевного общения Чехова, но каждый раз только усугубляли развитие его болезни..

Антон Павлович любил записывать любые заметки в записные книжки, которых у него было множество. Довольно мелкий, быстрый, но читаемый, ровный, аккуратный. В этом почерке врачебная точность и последовательность.

О.Л.Книппер сетовала, что у мужа нет «крупных» произведений. На что А.П.Чехов отвечал: «Это у меня, Дуся, почерк мелкий…».

Кажется, в этом русле уместно и его замечание: «мужчина состоит из «муж» и «чин» - а супруга, судя по всему, подразумевала необходимость именно «чина» в плане крупных произведений.

Если говорить о чинах, интересен факт, что Николай Второй в 1899 подписал указ о даровании Чехову потомственного дворянства. Но, что примечательно, Чехов, очевидно зная о этом, никак не отреагировал на этот указ.

Антона Павловича отличало особое внимание к мелочам. Так, Константин Сергеевич Станиславский вспоминал, что однажды к нему в гости пришел его старый знакомый. Это был веселый человек, которого в обществе считали «немножко беспутным». Он со всеми общался, шутил и смеялся, а Чехов, тем временем, сосредоточенно посматривал на гостя. Когда тот ушел, Антон Павлович стал расспрашивать Станиславского об этом человеке. Когда хозяин решил поинтересоваться о причине такого любопытства, Чехов воскликнул: «Как же, ведь он самоубийца». Через несколько лет Станиславский с изумлением узнал, что этот его знакомый совершил суицид, выпив яд.

Бытует история о том, что, когда Чехов впервые увидел Сергея Васильевича Рахманинова, он сказал: «Из вас выйдет большой человек». На вопрос о том, на каких основаниях он сделал такое «предсказание», Антон Павлович ответил просто: «это написано на вашем лице».

Ещё одной чертой Чехова была удивительная скромность к собственной персоне.

Иван Алексеевич Бунин вспоминал, как однажды он прогуливался по улицам Ялты, и увидели в окне женский силуэт. Желая пошутить, Антон Павлович спросил, слыхала ли она, что Бунина убили. К слову, «убитый» преспокойно стоял рядом и едва сдерживал смех. Позже он понял, откуда у Чехова взялась такая идея – в ходе очередного приступа кашля он пропитал кровью платок. Просто Антон Павлович хотел замаскировать свой кашель смехом, чтобы собеседник не догадался.

В 1898 году художник Осип Эммануилович Браз нарисовал портрет А.П.Чехова.

Антон Павлович не был в восторге от этого портрета и говорил, что в нём «есть что-то не мое, и нет чего-то моего».

Он видел в портрете что-то пессимистичное, конечное. Шутил, что если и стал пессимистом, то благодаря этому портрету.

С портрета на нас смотрит знакомый нам со школы Чехов. Может, Антон Павлович предвидел, что так, постепенно, но неотвратимо, завершается путь жизни, и он превращается в восприятии людей из ироничного, общительного, гостеприимного человека в «классика», ведь там, за этим превращением, есть жизнь только в произведениях, но нет жизни настоящей. В этой картине есть писатель, но не живой человек.. Подобно «Портрету Дориана Грея» Оскара Уальда, портрет взял на себя что-то. И, если с Дорианом Греем портрет забирал на себя старость, то здесь портрет забирал жизнь. Жизнь, именно жизнь утекала..

Договорились писатель с О.Э.Бразом о месте и времени встречи в начале 1898 года, когда А.П.Чехов был в Ницце. Договаривались долго.. Словно Антон Павлович пытался отдалить эту встречу.

В апреле Чехов позирует О.Э.Бразу. Здесь он уже знает о своей болезни, но лицо его спокойно. Особенность этой картины – она единственная прижизненная. Были ещё фотографические карточки, но картина – единственная. Остаётся только предполагать, какие смыслы вкладывал писатель в эту картину. Но это было принятие наступления нового этапа жизни. Было разочарование, усталость, компромисс с реальностью.. Одна из последних фраз умирающего Чехова к жене, когда она хотела положить ему на сердце лёд, чтобы облегчить страдание многозначна (как, собственно, многое у Чехова) – «На пустое сердце льда не кладут». Гениальный писатель уходил достойно, стоически, не показывая, как всегда, своих переживаний.

Антон Павлович с детства научил себя достойно переносить происходящее, становясь господином своей жизни (вот о чём его «нужно по капле выдавливать из себя раба») – ведь рабство – это демонстрация другим своих переживаний, тоски, разочарования, уныния.

Когда-то, в начале своей литературной карьеры, он писал: «Медицина — моя законная жена, а литература — любовница. Когда надоедает одна, я ночую у другой». Теперь была вторая (после литературы) законная жена, которая провожала его.. Не было негативных эмоций. Улыбка, и внутреннее нежелание показывать своё состояние в полной мере.

Был выпит бокал шампанского, принесённого умирающему коллегой, ничем не способным ему помочь – поездка в Баденвайлер была бесполезна и лишь ухудшила состояние Чехова. Да он это и так знал..

По воспоминаниям О.Л.Книппер, после того, как Чехов выпил полностью бокал шампанского и улыбнулся ей на прощание, он лёг на левый бок, закрыл глаза и уснул. В это время вылетела пробка из бутылки, упав на пол. А на шторе, недалеко от койки писателя, всё билась бабочка, и никак не могла улететь.